Амеба

Я выбрала ее себе в подруги, так как она была изгоем. Да, таков был расчет – она одинока, в предыдущем классе ее травили, значит, будет мне благодарна, будет полностью моей. Звали ее Оля.

Старший класс, куда  я попала после средней школы, был с филологическим уклоном: почти все, естественно, девочки. Друзей у меня в школе не было, так уж получилось: нет, меня не травили, но что такое социальная изоляция, я поняла очень рано. Поэтому, придя в новый класс, я села рядом с Олей, рядом с той, с кем никто не хотел дружить.

Оля была некрасива. В этой некрасивости не было ничего интересного или сексуального, как иногда бывает, когда какой-то изъян привлекает больше, чем скучная красота.

Это была некрасивость амебы. Бесформенная, пухлая фигура, круглые, всегда залитые малиновой краской щеки, маленькие светлые глазки с блеклыми короткими ресницами. Оля была натуральной блондинкой, казалось бы, какое преимущество, но ее желтые локоны были тонкими, всегда лоснящимися от жира, сквозь слипшиеся пряди волос просвечивал розовый череп. От нее всегда воняло кислым потом и луком.

Я дружила с ней, преодолевая отвращение.

Травить ее в новом классе не стали, пару раз я огрызнулась на одноклассников, пытавшихся ее зацепить, и те переключились на другую жертву. Да и класс был, напоминаю, филологический, безобидный. Впрочем, особой благодарности или обожания от Оли я не дождалась, хотя она послушно со мной дружила.

Слишком послушно.

Характера у Оли не было совершенно. Она была никакая – и это, как оказалось, и был ее характер. Делала она всегда то, что я говорила – я звала идти в столовую, она шла, предлагала на перемене остаться в классе – сидела.

Что бы я ни сказала, в ответ словно слышала эхо. Она всегда со мной соглашалась, никаких новых мыслей.

– Как не хочется идти на математику, я в ней ничего не понимаю.

– Да, не хочется. Я тоже ничего не понимаю.

– Эта Сурикова всех достала, вечно выпендривается.

– Да, это ты правильно заметила. Именно выпендривается.

И все в таком духе.

Мы ни разу не ссорились, это было невозможно.

Оля жила совсем рядом со школой, поэтому иногда, на больших переменах или после уроков мы шли к ней. Дома у нее было тесно, захламлено, в двух маленьких комнатках стоял запах вчерашнего супа. Этот суп Оля обычно разогревала прямо в эмалированной миске и ела его вприкуску с сырым луком. На крошечной кухне за столом помещался только один человек, я ждала, когда она поест, сидя в соседней комнате и листая книжку.

Жила она вместе с мамой и старшим братом. Некрасивый долговязый брат вскоре съехал, женившись на толстой библиотекарше, которую тоже почему-то звали Оля. 

Мама Оли все время, когда я ее заставала, сидела на диване перед телевизором. Иногда она так и засыпала, сидя. Тогда Оля толкала меня в бок, и, хихикая, показывала на маму, приглашая посмеяться вместе.

Отец их, кажется, ушел к другой женщине, завел новую семью, это было еще до моего знакомства с Олей.

А затем у Оли появилась новая подруга – Инна.

Инна училась в нашем же классе, а жила в одном доме с Олей. И эта Инна вдруг тоже захотела дружить с Олей. Однако дружила она с ней хитро – только после уроков, когда никто не видит.

То есть я, решив открыто дружить с изгоем, понизила свой статус. Инна же статус понижать не хотела, в школе она общалась с другими девочками, на уроках обращалась к Оле свысока, исключительно по фамилии, как это делали все остальные. Дружить с амебной Олей было совсем не престижно.

После уроков же Инна приходила к Оле домой, и они мило общались. Оля была от Инны в восторге! Она спокойно принимала такую тайную дружбу. Все чаще она мне взахлеб рассказывала про Олю, про то, что они куда-то там вместе ходили. Инна поверяла ей свои душевные тайны, а Оля выдавала их мне. Наконец-то ей было что рассказать!

Инна была симпатичной девочкой, и жизнь у нее была интересней нашей. Однажды к ним в семью приехал погостить какой-то дальний родственник, женатый, и Инна в него влюбилась. То есть сначала он с ней переспал, а потом она в него влюбилась. Вскоре родственник уехал, а Инна пыталась поднять холодильник, чтобы случился выкидыш. Но не помогло, пришлось делать аборт.

Еще у Инны одно время была любовь с соседским парнем, но он ушел в армию и не вернулся. Вернулась только похоронка из Афганистана.

Так мы и дружили последние два школьных года, довольно странно.

Я привыкла к Оле, привыкла к тяжести этой дружбы, запаху пота и лука, жирным волосам, поддакиванию каждому слову. К присутствию в ее жизни Инны, которую она ценила больше, чем меня – как я считала, несправедливо.

 Какая-никакая, а это была подруга. Я выбрала путь «лучше, чем ничего», лишь бы не быть одной, не сидеть в одиночестве за партой, не стоять в одиночестве в коридоре, подпирая спиною стену. Я предала часть себя, взвалила и волокла эту ношу, нелюбимая, некрасивая, амебная Оля, всегда она рядом.

И все-таки это было лучше, чем быть одной. Знаете, лучше – и я до сих пор так считаю.

После окончания школы я уехала учиться в соседний город. Там у меня началась новая, счастливая жизнь. Там у меня появились наконец-то настоящие, любимые подруги, красивые, умные, я их обожала.

Но приезжая домой на выходные, я продолжала общаться с Олей, ходить к ней в гости.

Оля устроилась на работу к своей маме – та была завхозом в какой-то конторе. Оля работала секретаршей. Она по-прежнему была бесформенной и амебной, хотя у нее стали появляться проблески личной жизни, я была посвящена во все подробности, эти подробности угнетали. Помню, например, историю, как она провела ночь с одним парнем, ничего не было, только обжимались, а потом ей позвонили – из вендиспансера, у парня был сифилис, он назвал ее в качестве одного из партнеров. Оля долго еще ходила сдавать анализы раз в полгода.

Оля стала пользоваться косметикой, сделала химическую завивку, но превратилась не в прекрасного лебедя, а в обычную тетку. Возмущенно она мне жаловалась, что ее называют женщиной, а не девушкой, а ведь ей всего двадцать!

В конце концов, мы постепенно перестали общаться, хотя после учебы я вернулась в родной город. У меня появился парень, новые друзья, и хоть мы по-прежнему жили с Олей рядом, это была параллельная жизнь – мы больше не пересекались, даже случайно на улице. А может, я ее просто не узнавала?

Однажды, спустя много лет, я встретила на рынке Инну. Она давно вышла замуж, родила сына, торговала на рынке посудой, такой у нее был бизнес. Инна рассказала, что Оля тоже замужем, переехала в другой район города, муж не работает, а она сама теперь завхоз, вместо мамы. Ну а ты как?

Ну а я с тех пор стала обходить стороной этот участок рынка, этот контейнер с посудой и Инной.