Моя первая

Моя первая влюбленность в девушку случилась, когда мне было девятнадцать. Я поехала работать в детский лагерь вожатой, и директриса, увидев меня, всплеснула руками:

– Господи, какой цыпленок! Дам тебе самых маленьких, с другими не справишься.

Мне дали младший отряд, дети от шести до одиннадцати лет. И я с ними категорически не справлялась. Но речь не об этом.

Меня поселили в комнату еще с двумя другими вожатыми, они были моего возраста, подруги. И в одну из них я влюбилась.

Это было так давно, что я даже не помню, как ее звали. Я перебираю имена, что-то мелькает на краешке сознания – Нина, Надя, а может, Инна? Кажется, буква Н была там точно… Но нет, обманчивая память дразнит, но не открывает имя. Пусть будет Надя.

Надя была спортсменка, легкая атлетика, у нее было стройное, мускулистое тело, почти мальчишеская фигурка. Маленькая, почти незаметная грудь, зеленовато-карие глаза, золотистая от загара кожа. Русые, выгоревшие на солнце волосы, изящное каре, оставляющее открытой шею. Шорты, футболка, уверенные движения. Пацанка.

Надя с утра до вечера говорила о сексе и о мужчинах. По ее словам, у нее было куча ебарей, она так и говорила всегда – «мои ебари», а себя она с гордостью называла блядью. У нее был бесконечный запас историй об этих ебарях, впрочем, любимого парня у нее не было, она ни с кем не встречалась. Был тренер, с которым она чуть ли не с тринадцати лет, по ее словам, трахалась, был друг детства, с которым «мы иногда занимаемся сексом». Жила она, как я поняла из ее историй, довольно бедно, вдвоем с мамой, и приехала в лагерь подзаработать. 

Все эти ее рассказы меня невероятно заводили. Очень скоро я стала ею восхищаться: когда она была рядом, я ею любовалась, я не могла отвести взгляд от ее зеленых глаз, тонких рук, длинных ног с гладкой кожей. Мне хотелось прикасаться к ней, трогать ее маленькую грудь, целовать обветренные губы, она проникла в мои сны, где я признавалась ей в любви.

Все это происходило только в моих фантазиях. В реальности я почти не общалась с Надей (как же, как ее на самом деле звали?), да и почти ни с кем другим. Я была тогда еще очень закрытой, почти всегда молчала, отвечала уклончиво на любые вопросы. Не помню ни одного с ней личного разговора, она всегда общалась только со своей подругой Ирой, которая была полной противоположностью Наде – полная, тихая, застенчивая девственница. Так что все истории про ебарей были мною услышаны просто потому, что я жила в той же комнате и спала на соседней кровати. А может, она рассказывала их именно мне, а я просто об этом забыла?..

Не помню, спрашивали ли они меня, есть ли у меня парень, да и что я могла ответить? За два месяца до поездки у меня впервые (в том самом смысле) появился парень, но спустя месяц отношений он исчез, растворился в тумане, но я все ждала, вроде как надеясь, что он еще появится (не появился). Поездка в лагерь была частью тайного плана по отвлечению от бесполезных ожиданий.

Возможно, я казалась Наде и ее подруге странной, я не знаю. Тогда, как впрочем, и сейчас, я не понимала толком, как ко мне относятся другие люди, верила только в лоб сказанному «люблю» или «не люблю». Меня не гнобили, но и особо со мной не дружили, в маленькой компании вожатых я держалась особняком.

Надя была вожатой «среднего» отряда, у нее были дети 12-14 лет. Справлялась она с ними гораздо успешней, чем я, характер был у нее, как мне казалось, железный. Мои дети разбегались, не слушались, с ними вечно что-то случалось, у меня через день были слезы и нервные срывы. Надя же выдумывала для своих какие-то особые наказания – в тихий час дети стояли у нее в коридоре, держа на вытянутых руках подушки, – после этого они начинали ее бояться. Боялись, но все равно любили. А может, мне так казалось, потому что ее любила я?

Еще она запала на двенадцатилетнего летнего мальчика, которого считала очень красивым.

– Как жаль, что ему всего двенадцать, был бы он хотя бы на два года старше… Подрастет, девки будут толпами за ним ходить, – вздыхала она.

«Своего» мальчика она всегда выделяла, в тихий час брала его к нам в комнату, ей нравилось лежать на кровати с ним рядом.

Вожатым самого старшего отряда, где были подростки, был двадцатилетний Игорь. Игорь был слегка полноват, носил очки и бегал за Надей, а она относилась к нему свысока, но прямо не посылала: он ведь был единственным половозрелым мужчиной на весь лагерь.

Однажды вечером, когда все наши беспокойные дети уже спали (по крайней мере, были заперты в душных палатах), Игорь пришел к нам в гости. Мы пили какое-то вино, Игорь лежал на кровати, Надя нежно перебирала его волнистые волосы. Мне вдруг так захотелось притронуться к ее тонким пальцам, я протянула руку, но моя рука была отброшена – Надя, конечно же, решила, что я посягаю на волосы Игоря, тоже хочу их гладить. Злой, недоуменный взгляд – да как я посмела?

Единственной, с кем я могла поделиться своими чувствами, была моя городская подруга Таня. Я писала ей длинные письма с подробностями о лагере, и, конечно же, не могла удержаться и не написать про Надю. Вряд ли я употребляла в письмах слово «влюблена», я просто выражала свое восхищение, описывая невероятную красоту и другие достоинства Нади.

Хотела ли я, чтобы мои фантазии стали явью? Как бы я реагировала, если бы вдруг Надя обратила на меня внимание, притронулась, поцеловала? Думаю, я бы восприняла это как должное – я тогда жила как во сне, причем в эротическом сне, где я всегда была объектом, и никогда – субъектом. Меня несло потоком, со мной иногда что-то случалось, и все, что случалось, было странно, но в то же время нормально, и ничего не зависело от меня самой. 

Это все было задолго до того, как я начала осознавать каждый свой шаг, каждое движение души, каждую мысль, каждый поступок. Стала задавать себе вопросы и искать ответы.

И спустя много лет, когда я встретила девушку, чем-то похожую на Надю, и снова влюбилась, я уже не стала мечтать, я сама все спланировала, взяла ее за руку, привела к себе домой, оставила на ночь. Я уже четко знала, чего хочу.

А тогда так ничего и не произошло, лагерная смена закончилась, и мы вернулись в город.

Наступила осень, и однажды мы с подругой Таней пошли в театр. Поднимаясь по лестнице на бельэтаж, я вдруг увидела Надю. Она шла рядом со своею тихой Ирой, они узнали меня, я сказала «привет».

Надя показалась мне удивительно некрасивой. Какая-то бедная, нелепая одежда, крашенные в темно-коричневый (зачем?!) отросшие волосы, туго забранные назад. Узкая голова, невзрачная фигура. Словно вместе с загаром с нее сошла вся летняя магия, вся ее притягательность и сексуальность.

– Кто это был, кто? – спрашивала меня, кажется, обо всем догадываясь, любопытная Таня.

Мне было стыдно признаться, что это та самая Надя, о которой я ей когда-то столько писала, которую так любила целый месяц ушедшего лета.

– Да никто, просто одна знакомая, – ответила я.