Я была счастлива. Счастье мое звали: Мика, Миха, Михаил, милый медвежонок. «Может быть, я к тебе заеду на обратном пути», - сказал он. А я ответила: «как хочешь». И зачем только я ответила: «как хочешь», ведь могла же сказать: «обязательно приезжай». А могла бы сказать: «Если ты не вернешься, я умру», - так было бы лучше. Да только он ведь сам об этом знает. И разве можно в любви заставлять или просить, это ведь - дело добровольное.
В прошлый раз вот и не просила и не ждала, сам пришел, приехал, возник. Я глазам не поверила, когда увидела его на лавочке возле дома. « Не может быть», - твердила про себя, приближаясь, а когда убедилась, что все-таки может, просто застыла и молча смотрела, как он, отложив в сторону блокнот и карандаш, подходит и говорит: «Привет! Это я. К тебе можно?»
И вот он уже сидит на моем диване и ошарашено смотрит вокруг, а на стенах – его рисунки, а на рисунках – я : я – в виде русалки ( вместо ног – огромный хвост ), я – в виде Венеры, голой богини из морской пены, а также я – в позе лотоса на спине у слона. Три рисунка висят на самом видном месте, а остальные места, видные и не очень, заняты фотографиями, вернее, одной-единственной фотографией, отпечатанной в количестве пятидесяти штук, а на ней – он, Михаил, лежит себе, загорает, подставив солнцу спину и зеленые плавки. Жаль, конечно, что не видно лица, но это единственное фото, которое осталось у меня на память о том лете.
Затем я дрожащими руками разливала чай в чашки цвета убывающей луны, а Мика как- то странно на меня смотрел, и повторял как будто про себя : «Что происходит, а ?» или: «Нет, я ничего не понимаю», а потом сказал: «Знаешь, у меня есть деньги, надо их как-то потратить». И мы пошли с ним в магазин и купили все необходимое: огромную пиццу с кальмарами и консервированные каштаны, сладкое вино и противный коньяк, конфеты в виде красных червяков с зелеными глазами и дирол, чтобы не было кариеса. Еще Мика купил таблетки кофеина, чтобы растворять их в коньяке и не спать всю ночь. Потом он сказал: « Мне надо позвонить, предупредить, что я пока не появлюсь. Я вообще-то проездом решил к тебе заскочить. Все-таки полтора года прошло, я ведь не знал, как ты, и что ты».
« Теперь знаешь, - ответила я, и мы пошли пить вино и коньяк, а потом я читала свои стихи, посвященные ему, стихи о нем и для него. А он показывал мне свои рисунки, на всех на них были женщины в разных позах и вариантах: женщина с телом змеи и языком-жалом; женщина-паук, плетущая паутиновые сети для маленьких грустных мужчин ; женщина с огромными глазами, взирающая на мир из стеклянной колбы. Еще была женщина-бабочка, и женщина-тигр, и даже дерево-женщина, но все они были очень красивые, и Мика сказал, что его пригласили в Париж, ему там помогут устроить выставку, он сможет заработать денег и даже прославиться. «Здорово, правда? – спросил он. – «Хочешь в Париж?»
Это было не предложение, а так, вопрос из любопытства. Я хотела в Париж, на Марс и к черту на рога, но только если он меня туда очень-очень позовет. Поэтому неопределенно кивнула головой. «У тебя, наверное, работа, да? – подсказал Мика. «Конечно, хочу, но работа…» – согласилась я. Испугавшись, что он начнет меня расспрашивать о работе, попросила: расскажи о себе. «Да что там рассказывать», - отмахнулся Мика. Жил, рисовал. Я вот думаю: может, напрасно все это? И нет у меня никакого таланта? Я ведь не так уж много хочу: всего лишь признанья, славы. Хочу, чтобы меня оценили. Мне ведь даже денег не надо. Вернее, надо, конечно, но так, совсем чуть-чуть. Пока у меня ничего нет. А ведь мне уже 23 года!" Я мысленно вздохнула: мне было на год больше и у меня действительно ничего не было, даже таланта, который у Микки явно присутствовал. О чем я ему и сказала.
«Ты действительно так считаешь?» - спросил он, пристально глядя на меня своими глазами цвета янтаря с вкраплениями черных точек. Еще бы! На самом деле я считала его самым лучшим, самым умным, и, безусловно, самым гениальным из всех людей, которых я знала. «Иди ко мне», - позвал Мика, и я послушно прильнула к его груди. А к утру он уже совсем превратился в милого медвежонка.
«Ты толстый», - говорила я, чтобы он не догадался, что самый красивый на свете.-« Я не толстый, я большой», - улыбался он, догадываясь. - «Ты вспоминал меня?» – спрашивала осторожно, чтобы он не понял, как часто вспоминала его я. –« Конечно, вспоминал. Ну, не то, чтобы я тебя каждый день вспоминал, понимаешь? Но всегда о тебе помнил. Хотел написать тебе письмо, но ты ведь сказала: не надо".
Да, прощаясь тогда, прошлым летом, я действительно сказала «не надо», когда он спросил: «Хочешь, я тебе напишу?» Я боялась, что если скажу «да», то потом всю жизнь буду ждать его письмо, заглядывать каждый день в почтовый ящик, видеть по ночам сны о том, как получила это волшебное письмо, и в конце концов сойду с ума от ожидания. По той же причине я не стала договариваться с ним о встрече, не требовала никаких обещаний и не давала их сама. Если суждено чему-нибудь случиться, оно и так случится, – считала я. И вот чудо произошло: он приехал.
«Позвонить все-таки надо», - напомнил Мика. Телефона в моей квартире нет, увы, и мы пошли на почту. Я одела свое лучшее платье: ярко-красного цвета, длиной до земли, и новые туфли на высоком каблуке. Мика в синей майке и светло-серых джинсах выглядел замечательно, но вместе мы составляли странную пару. Впрочем, может быть, мне только казалось, что все прохожие на нас оборачиваются. Мне было немного неловко за прохожих, а также за антисанитарное состояние города:окурки на тротуаре, поломанные скамейки и попадающиеся на каждом шагу мои знакомые были недостойны Мики.
Он позвонил, куда там ему было надо, и пока он находился в кабинке для междугородних переговоров, я уже предчувствовала недоброе, а когда он вышел и сказал: «Все хорошо. Завтра я уеду», я опустилась прямо на пыльный асфальт, и сидела так, не в состоянии сдвинуться с места, целую вечность. «Ну, надо же мне как-то двигаться в сторону Парижа? – объяснил Мика, оправдываясь. – «Конечно», - согласилась я, и мы стали веселиться, гуляя по городу. И впереди была целая ночь, а потом утро, и я не плакала, нет, и не просила взять меня с собой, а в последнюю секунду он сказал: «Может быть, я к тебе заеду на обратном пути». И я ответила: «Как хочешь».
А когда он уехал, взяла календарь и стала считать, и получалось, что через 45 дней он будет возвращаться, и конечно же, заедет. Поэтому я была счастлива. Все эти 45 дней. Каждый из этих дней был наполнен смыслом: ожидания его. Ни на какую работу я, конечно, не ходила, ведь я не способна работать. У меня было занятие получше: я писала роман. Это был роман о нем, о Мике, о том, как мы с ним встретились и полюбили друг друга. О той единственной неделе, которую мы провели вдвоем на золотом песке у теплого моря. О том, как он меня рисовал. В общем, это было очень увлекательное занятие: писать мой роман. И каждый вечер перед сном я молилась: о том, чтобы он нашел, то что ищет, и был бы так же счастлив, как и я.
И совсем неважно, что, когда закончились эти 45 дней моего счастья, он так и не приехал. И что, когда я позвонила, не выдержав, к нему домой, его мама ( чудесная женщина!) ответила, что Михаил давно уже вернулся, но не один, и даже успел опять уехать, и что он теперь будет жить в Париже.
В прошлый раз вот и не просила и не ждала, сам пришел, приехал, возник. Я глазам не поверила, когда увидела его на лавочке возле дома. « Не может быть», - твердила про себя, приближаясь, а когда убедилась, что все-таки может, просто застыла и молча смотрела, как он, отложив в сторону блокнот и карандаш, подходит и говорит: «Привет! Это я. К тебе можно?»
И вот он уже сидит на моем диване и ошарашено смотрит вокруг, а на стенах – его рисунки, а на рисунках – я : я – в виде русалки ( вместо ног – огромный хвост ), я – в виде Венеры, голой богини из морской пены, а также я – в позе лотоса на спине у слона. Три рисунка висят на самом видном месте, а остальные места, видные и не очень, заняты фотографиями, вернее, одной-единственной фотографией, отпечатанной в количестве пятидесяти штук, а на ней – он, Михаил, лежит себе, загорает, подставив солнцу спину и зеленые плавки. Жаль, конечно, что не видно лица, но это единственное фото, которое осталось у меня на память о том лете.
Затем я дрожащими руками разливала чай в чашки цвета убывающей луны, а Мика как- то странно на меня смотрел, и повторял как будто про себя : «Что происходит, а ?» или: «Нет, я ничего не понимаю», а потом сказал: «Знаешь, у меня есть деньги, надо их как-то потратить». И мы пошли с ним в магазин и купили все необходимое: огромную пиццу с кальмарами и консервированные каштаны, сладкое вино и противный коньяк, конфеты в виде красных червяков с зелеными глазами и дирол, чтобы не было кариеса. Еще Мика купил таблетки кофеина, чтобы растворять их в коньяке и не спать всю ночь. Потом он сказал: « Мне надо позвонить, предупредить, что я пока не появлюсь. Я вообще-то проездом решил к тебе заскочить. Все-таки полтора года прошло, я ведь не знал, как ты, и что ты».
« Теперь знаешь, - ответила я, и мы пошли пить вино и коньяк, а потом я читала свои стихи, посвященные ему, стихи о нем и для него. А он показывал мне свои рисунки, на всех на них были женщины в разных позах и вариантах: женщина с телом змеи и языком-жалом; женщина-паук, плетущая паутиновые сети для маленьких грустных мужчин ; женщина с огромными глазами, взирающая на мир из стеклянной колбы. Еще была женщина-бабочка, и женщина-тигр, и даже дерево-женщина, но все они были очень красивые, и Мика сказал, что его пригласили в Париж, ему там помогут устроить выставку, он сможет заработать денег и даже прославиться. «Здорово, правда? – спросил он. – «Хочешь в Париж?»
Это было не предложение, а так, вопрос из любопытства. Я хотела в Париж, на Марс и к черту на рога, но только если он меня туда очень-очень позовет. Поэтому неопределенно кивнула головой. «У тебя, наверное, работа, да? – подсказал Мика. «Конечно, хочу, но работа…» – согласилась я. Испугавшись, что он начнет меня расспрашивать о работе, попросила: расскажи о себе. «Да что там рассказывать», - отмахнулся Мика. Жил, рисовал. Я вот думаю: может, напрасно все это? И нет у меня никакого таланта? Я ведь не так уж много хочу: всего лишь признанья, славы. Хочу, чтобы меня оценили. Мне ведь даже денег не надо. Вернее, надо, конечно, но так, совсем чуть-чуть. Пока у меня ничего нет. А ведь мне уже 23 года!" Я мысленно вздохнула: мне было на год больше и у меня действительно ничего не было, даже таланта, который у Микки явно присутствовал. О чем я ему и сказала.
«Ты действительно так считаешь?» - спросил он, пристально глядя на меня своими глазами цвета янтаря с вкраплениями черных точек. Еще бы! На самом деле я считала его самым лучшим, самым умным, и, безусловно, самым гениальным из всех людей, которых я знала. «Иди ко мне», - позвал Мика, и я послушно прильнула к его груди. А к утру он уже совсем превратился в милого медвежонка.
«Ты толстый», - говорила я, чтобы он не догадался, что самый красивый на свете.-« Я не толстый, я большой», - улыбался он, догадываясь. - «Ты вспоминал меня?» – спрашивала осторожно, чтобы он не понял, как часто вспоминала его я. –« Конечно, вспоминал. Ну, не то, чтобы я тебя каждый день вспоминал, понимаешь? Но всегда о тебе помнил. Хотел написать тебе письмо, но ты ведь сказала: не надо".
Да, прощаясь тогда, прошлым летом, я действительно сказала «не надо», когда он спросил: «Хочешь, я тебе напишу?» Я боялась, что если скажу «да», то потом всю жизнь буду ждать его письмо, заглядывать каждый день в почтовый ящик, видеть по ночам сны о том, как получила это волшебное письмо, и в конце концов сойду с ума от ожидания. По той же причине я не стала договариваться с ним о встрече, не требовала никаких обещаний и не давала их сама. Если суждено чему-нибудь случиться, оно и так случится, – считала я. И вот чудо произошло: он приехал.
«Позвонить все-таки надо», - напомнил Мика. Телефона в моей квартире нет, увы, и мы пошли на почту. Я одела свое лучшее платье: ярко-красного цвета, длиной до земли, и новые туфли на высоком каблуке. Мика в синей майке и светло-серых джинсах выглядел замечательно, но вместе мы составляли странную пару. Впрочем, может быть, мне только казалось, что все прохожие на нас оборачиваются. Мне было немного неловко за прохожих, а также за антисанитарное состояние города:окурки на тротуаре, поломанные скамейки и попадающиеся на каждом шагу мои знакомые были недостойны Мики.
Он позвонил, куда там ему было надо, и пока он находился в кабинке для междугородних переговоров, я уже предчувствовала недоброе, а когда он вышел и сказал: «Все хорошо. Завтра я уеду», я опустилась прямо на пыльный асфальт, и сидела так, не в состоянии сдвинуться с места, целую вечность. «Ну, надо же мне как-то двигаться в сторону Парижа? – объяснил Мика, оправдываясь. – «Конечно», - согласилась я, и мы стали веселиться, гуляя по городу. И впереди была целая ночь, а потом утро, и я не плакала, нет, и не просила взять меня с собой, а в последнюю секунду он сказал: «Может быть, я к тебе заеду на обратном пути». И я ответила: «Как хочешь».
А когда он уехал, взяла календарь и стала считать, и получалось, что через 45 дней он будет возвращаться, и конечно же, заедет. Поэтому я была счастлива. Все эти 45 дней. Каждый из этих дней был наполнен смыслом: ожидания его. Ни на какую работу я, конечно, не ходила, ведь я не способна работать. У меня было занятие получше: я писала роман. Это был роман о нем, о Мике, о том, как мы с ним встретились и полюбили друг друга. О той единственной неделе, которую мы провели вдвоем на золотом песке у теплого моря. О том, как он меня рисовал. В общем, это было очень увлекательное занятие: писать мой роман. И каждый вечер перед сном я молилась: о том, чтобы он нашел, то что ищет, и был бы так же счастлив, как и я.
И совсем неважно, что, когда закончились эти 45 дней моего счастья, он так и не приехал. И что, когда я позвонила, не выдержав, к нему домой, его мама ( чудесная женщина!) ответила, что Михаил давно уже вернулся, но не один, и даже успел опять уехать, и что он теперь будет жить в Париже.
0 коммент.:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.